Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея (ЛП) - Мосян Тунсю (книга жизни TXT, FB2) 📗
— Этот старик не стал показывать ей ее воспоминания, — отозвался Мэнмо, явно догадываясь о его помыслах. — Вместо этого он показал ей твои.
Те самые осколки памяти Шэнь Цзю, что сохранились в его теле!
Его давно уже мучила упомянутая Сян Тянь Да Фэйцзи предыстория Шэнь Цинцю, которую тот так и не написал, так что он тотчас переспросил:
— А не мог бы старейшина показать их и мне?
Мэнмо уставил на него озадаченный взгляд, однако вместо того, чтобы спрашивать, зачем ему понадобилось пересматривать собственные воспоминания, старый демон поинтересовался:
— Ты вообще ничего не помнишь?
— Верно, — кивнул Шэнь Цинцю, мысленно приготовившись изложить целую историю о том, как он утратил память в результате временного помешательства и хотел бы заполнить пробелы.
Сказать по правде, его выдумки все равно не выдерживали критики, так что он испытал немалую долю облегчения, когда вместо расспросов Мэнмо ограничился фразой:
— Некоторые вещи и впрямь лучше не помнить.
— Однако я нижайше прошу старейшину о помощи.
— Ты и впрямь хочешь это видеть? — с сомнением бросил демон.
Шэнь Цинцю торжественно кивнул, и тогда Мэнмо потянулся к нему, прижав палец к его лбу, и велел:
— Закрой глаза. Можешь открывать их, когда я уберу руку.
Шэнь Цинцю покорно смежил веки.
— Твои воспоминания сильно повреждены, и в них много провалов, — вновь заговорил Мэнмо. — Из-за этого они утратили связность. Тебе также могут попадаться люди с размытыми лицами. Причина этого кроется в твоем собственном сознании — так что просто не обращай внимания.
Иными словами, он хотел сказать: «Если тебе попадутся баги, то знай, что виной тому косяки в твоих исходниках, а не мои техники».
Мысленно досчитав до десяти, Шэнь Цинцю почувствовал, как давление на лоб ослабло, и тотчас открыл глаза. Перед ним на коленях стоял тощий растрепанный паренек, связанный веревкой [2].
Этот бледный [3] юноша с острым подбородком был весьма хорош собой, однако его черты были отмечены невыразимой мрачностью, а на лбу и в уголках рта виднелись лиловые отметины. Юный Шэнь Цзю собственной персоной.
Сбежав от Ло Бинхэ во сне в городе Хуаюэ, Шэнь Цинцю нечаянно угодил в остатки воспоминаний своего предшественника — и тогда перед ним предстала эта самая сцена. Оглядевшись, он убедился, что первое впечатление его не подвело: эта просторная комната оказалась библиотекой, соединенной со спальней — их разделяли лишь «лунные ворота» [4] из сандалового дерева. Повсюду дорогая мебель, образцы каллиграфии и живописи — едва ли обычные работорговцы могли позволить себе подобное.
Скрестив руки на груди, Шэнь Цинцю оперся о полку с драгоценными безделушками в квадратных секциях [5], и замер в ожидании.
Однако долго ждать ему не пришлось: вскоре перед ним бесшумно отворилась дверь, покрытая искусной резьбой с растительным орнаментом.
Шэнь Цзю не шелохнулся, лишь глаза взметнулись вверх, так что в них отразилась фигура вошедшего.
Лицо молодого человека в роскошной одежде на удивление сильно напоминало Цю Хайтан — выходит, перед ним только что предстал старший представитель истребленного семейства Цю — ее брат.
И, очевидно, подозрения Шэнь Цинцю имели под собой почву: что бы там ни утверждала Цю Хайтан, не похоже, чтобы с Шэнь Цзю обращались «как с членом семьи».
Молодой человек неспешным шагом приблизился к Шэнь Цзю и принялся наворачивать вокруг него круги. Выражение лица юноши при этом не изменилось — в плотно сжатых губах читалась угрюмая решимость, но плечи слегка подрагивали, выдавая скрытый страх; похоже, он делал все возможное, чтобы казаться невозмутимым.
Внезапно молодой господин [6] Цю ударил его ногой в спину — Шэнь Цзю тотчас рухнул на пол, уткнувшись лицом в доски.
— Ну что, на сей раз не осмелишься дать сдачи? — холодно бросил молодой господин Цю.
Приподняв лицо, измазанное в пыли, приставшей к крови из носа, Шэнь Цзю тихо ответил:
— Не гневайтесь, молодой господин, я не знал, что это были вы.
— Не знал? — насмешливо повторил молодой господин Цю. — Не знал, и все же осмелился напасть!
Размахнувшись, он отвесил Шэнь Цзю оплеуху, от которой голова того с глухим стуком ударилась о пол, и из носа вновь хлынула кровь, заливая подбородок. Казалось, молодому господину Цю доставляло особое удовольствие отбивать его голову, будто мяч.
Шэнь Цинцю в молчании наблюдал, как он проделал это не менее дюжины раз. Наконец выдержка Шэнь Цзю подошла к концу, и он выкрикнул:
— Чего вы хотите этим добиться?
— Теперь ты принадлежишь нашей семье, — злорадно рассмеялся молодой господин Цю. — Так что я могу делать с тобой все, что захочу.
Внезапно из-за двери раздался нежный мелодичный голос:
— Братец? Братец, ты тут?
Едва заслышав его, молодой господин Цю тотчас переменился в лице. Быстро развязав Шэнь Цзю, он шепотом велел ему:
— А ну вытри лицо! И если осмелишься хоть пикнуть, прибью!
Шэнь Цзю наградил его взглядом, полным страха и презрения. В его глазах Шэнь Цинцю углядел отблеск смертной ненависти, но юноша и впрямь не осмелился открыть рот. Он тотчас принялся яростно тереть лицо, однако при этом лишь размазывал грязь и кровь. При виде этого молодой господин Цю взял вазу с подоконника и выплеснул воду прямиком ему в лицо. Просияв в улыбке, он отворил дверь:
— Тан-эр что-то нужно?
Теперь-то Шэнь Цинцю знал, откуда взялась эта манера оригинального Шэнь Цинцю — «сама благожелательность на поверхности и яростный оскал за спиной»: похоже, он перенял ее прямиком… от своего господина.
В дверях появилась Цю Хайтан в фиалковом парчовом платье и маленьких атласных белых туфельках с украшенными жемчугом носками — она и впрямь казалась девушкой из цветочного бутона. В ней еще не проявилась та зрелая красота, закаленная жизненными тяготами [7], которой она славилась позже. Переступив через порог, она хихикнула:
— Я слышала, что братец кого-то купил, и захотела взглянуть.
Ее взгляду предстал забившийся в угол паренек с опущенной головой, однако при виде его тонких правильных черт ее глаза тотчас загорелись. Расплывшись в радостной улыбке, она сделала шаг к нему:
— Ты ведь Сяо Цзю, верно?
Тем временем Шэнь Цзю успел вытереть лицо, но видок у него был тот еще. Остановившись за спиной сестры, молодой господин Цю наградил его свирепым взглядом, со смешком ответив за него:
— Он не очень-то разговорчив, да и вообще чудаковат.
Взяв Шэнь Цзю за руку, Цю Хайтан ласково спросила:
— Почему ты не любишь разговаривать? Может, поговоришь со мной немного?
Казалось, ни у кого не хватило бы духа не отозваться на подобную нежную заботу, пронизанную чистотой и невинностью. Шэнь Цинцю внезапно пришло в голову, что в девичестве Цю Хайтан порядком напоминала Нин Инъин — выходит, женщины именно такого типа всегда привлекали его предшественника.
Поначалу гримаса угрюмого упрямства не покидала лица Шэнь Цзю, но в конце концов дружеское поддразнивание девушки заставило его черты дрогнуть — он отвернулся, причем мочки его ушей порозовели. При виде этого Цю Хайтан захлопала в ладоши:
— Ах, братец, он такой смешной! Неудивительно, что ты его купил, хоть ты и не любишь брать в дом людей со стороны. Мне он нравится.
— Да, мне тоже, — растянул губы в фальшивой улыбке молодой господин Цю.
При этих словах Шэнь Цзю непроизвольно содрогнулся.
Вслед за этим поле зрения Шэнь Цинцю потемнело — похоже, этот фрагмент воспоминаний подошел к концу.
Все действующие лица постепенно исчезли, и Шэнь Цинцю очутился в пустоте — видимо, это и был один из тех «провалов», о которых упоминал Мэнмо — учитывая, что воспоминания повреждены довольно сильно, по-видимому, с подобным заклинателю предстояло встретиться не раз. Однако ему недолго пришлось проскучать в одиночестве — тотчас запустился новый фрагмент.
Место действия осталось тем же. На сей раз Шэнь Цзю не был связан — он валялся на полу с покрытым синяками заплывшим лицом и с такой яростью царапал ковер, что пальцы кровоточили.
